Первая критическая масса в Германии прошла в холодный день 26 сентября 1997 года, через пять лет после самой первой критической массы в Сан-Франциско. Потом все немного замерло. КМ состоялась в Штутгарте в апреле 1999 г., за ней последовали покатушки в Гейдельберге, Манхейме и Эрфурте. 1 января 2001-го на волне активности в КМ приняли синхронное участие сразу 16 городов Германии. С тех пор в некоторых из этих городов КМ больше не проходила.
То, что приведено здесь как пример – это не описание цепных реакций протеста, связанных с КМ, которые полиция легко сдерживала и разгоняла.

Это статья просто о двух штутгартских покатушках. О первой из них мне рассказал один из участников.

Когда около тридцати участников собрались в назначенном месте, они увидели, что вокруг полно полиции. Согласно немецкому законодательству, люди имеют право кататься на велосипеде так же, как собираться вместе, и полиция не должна тут вмешиваться, т. к. право собраний – это фундаментальное право. Однако, стоит уведомить власти, что вы хотите собраться, и вы стазу становитесь объектом полицейского контроля, который они оправдывают общественной безопасностью. С целью предотвращения неприятностей, которые, как они думают, могут вытекать из вашего сборища, полиция ограничивает территорию мероприятия и предписывает маршрут движения. Если же толпа собирается спонтанно, то отношение к ней закона уже другое, и полиция будет преследовать вас, напав на ваш след.

Как только КМ собралась, полиция выдала им карты с указанием точных мест, где они могли ехать. Участники почувствовали холодный пот – это была диктатура в такой форме, которая полностью противоречила принципам Критической Массы.

Они решили не обращать внимания на маршрут, выбранный полиция для своего же удобства. Из чувства протеста они разработали план как уйти от навязанных им путей. Они двинулись в путь, как бы подчиняясь полиции, но очень быстро рассыпались в разные стороны и собрались уже в другом месте. Этот тактический маневр сократил их число примерно на половину, т. к. некоторые велосипедисты не захотели связываться с полицией и использовали шанс исчезнуть. Те, кто остался без эскорта полиции, смогли хотя бы немного продвинуться по выбранному ими маршруту. Полиция нагнала их в одном из многочисленных туннелей, пронизывающих Штутгарт (как и в Сан-Франциско, в Штутгарте множество холмов, это была одна из самых слабых отговорок градостроителей, когда они оправдывали нехватки велосипедных дорожек).

Участников КМ перехватили на одном из светофоров, и полиция начала свою работу.

Велосипеды были конфискованы, забрать их предлагали в каких- то отдаленных местах и в очень неудобное время. Персональные данные райдеров неизвестно для чего были запротоколированы. Копы страшно разозлились от этой анархической выходки и оттого, что им отказались подчиняться. Они постарались доставить велосипедистам максимальные неудобства. Человек, который рассказал мне все это, умудрился выскользнуть за кордон полиции. Он переоделся, снял свои заметные красные брюки и сидел в парке, спокойно попивая пиво и с улыбкой наблюдая, как полиция рыщет вокруг в поисках его.

Если не считать оптимистичную историю этого человека, Критическая Масса окончилась полным провалом. Надо учитывать, что большинство участников было вполне законопослушными представителями среднего класса, не готовыми к конфронтации с полицией. Как и все немцы, они были законопослушными. Еще Джером К. Джером сто лет назад писал, что немцы даже опасны в своей законопослушности. Время и две мировые войны мало что изменили. Так что для велосипедистов, которые по своей натуре благоговели перед законом, преследования полиции были почти шизофреническим опытом (оскорбляемый велосипедист инстинктивно находится на стороне закона).

Это были респектабельные граждане с обычной жизнью, и конфискация велосипедов, протоколирование их личных данных и нарушение привычного уклада сильно их травмировали. И ради чего?

Освещение события в прессе было везде одинаково враждебным и схематичным.

BILD причитал по поводу велоанархистов, которые мешали общественному транспорту. Следующая статья в том же издании восклицала: «Когда безумие будет остановлено?»

Цитировался комиссар полиции, утверждавший, что КМ – это нарушение параграфа 1, который запрещает одному транспортному средству задерживать другое (с таким же успехом можно сказать, что все, кто застрял в пробке, нарушают закон). Дальше пресса уверяла взволнованную общественность, что полиция предпринимает контрмеры, вооружается видеокамерами, чтобы заснять велоанархистов в момент их бесчинств.

Цель Критической Массы была полностью извращена и подверглась общественному порицанию. Голоса велосипедистов не были услышаны. Никто из них не был приглашен, чтобы озвучить свое мнение в СМИ. В результате оппозиция велосипедному лобби, которая и так была сильна в Штутгарте, еще более укрепилась благодаря шумихе в прессе.

Конечно, это событие произошло не в вакууме, но в политическом, географическом и историческом контексте. Это случилось в определенном городе в Европе, в то время, когда интересы велосипедистов всячески ущемлялись. У Германии под боком Дания как пример. В Дании обеспечены, наверное, лучшие условия для велосипедистов. Поэтому немецким политикам часто задают вопрос: «Почему у нас не может быть как в Дании?».

То, что в Штутгарте КМ не произвела большого эффекта, можно объяснить тем, что ADFC (национальная ассоциация, которая лоббирует интересы велосипедистов и ратует за строительство велодорожек) не оказала видимой поддержки. Хотя ADFC уделила пару колонок КМ в своем журнале, и несколько членов этой организации присутствовали на велодемонстрациях, но разница в подходе этих двух течений к проблеме очевидна. Одно – эволюционно, другое – революционно.

Так же возможно, что сама природа Критической массы – нет организаторов, нет организации, нет единых лозунгов, любой член группы может повести других куда угодно – все это враждебно дисциплинированному немецкому уму. Вот и ADFC, это большая, мощная организация, в которую входят высокопоставленных чиновники. Один из них – министр транспорта Германии Курт Бодевиг, который сам заядлый велосипедист, член Национальной Велополиции. ADFC организует и привлекает общественное внимание к большим велоралли, они проходят абсолютно легально, и ежегодное ралли в Берлине, собирающее около 50 000 участников, одно из них. Поэтому ADFC не видело никакой пользы в прямых связях с очевидно оппозиционным и конфронтационным движением, которое не только двигалось в непредсказуемом темпе, но даже не имело четко определенных целей. Они боялись потерять свои связи с высокопоставленными кругами, поставить под угрозу свои планы. К тому же ADFC справедливо полагала, что проводимые ею мероприятия работают на благо велосипедистов, пусть и медленно. Так кому нужна эта Критическая Масса?

Проблема в том, что в некоторых городах по разным причинам очень сильное противодействие велолобби, и медленных изменений не было достаточно для решения болезненных проблем. Штутгарт – один из таких городов. Здесь находится главная база Даймлер Крайслер, который является влиятельным работодателем и имеет сильный голос в местном правительстве. Это сильное и иногда иррациональное лобби не только за машины, но и против велосипедов. Некоторые заходят настолько далеко, что предвещают крах в автомобильной промышленности, безработицу и голод, если будут улучшены условия для велосипедистов и построены велодорожки. Какими бы дикими и беспочвенными ни были эти утверждения, о них необходимо знать, прежде чем начинать переговоры.

Мое личное мнение после двадцатилетнего велостажа и участия в защите прав велосипедистов – любая мера, которая поможет построить хотя бы еще один метр велодорог стоит того, чтобы бороться. И когда я прочитал в Интернет, что в Штутгарте назначена еще одна Критическая Масса, я решил приехать на неё. У меня не было четких планов, что делать, но я твердо знал, чего я хочу достигнуть. Событие должно было состояться в центре Штутгарта в пятницу в 5 часов 29 июня 2001 года. Когда я прибыл в назначенное место рядом с одним из колледжей, кроме меня, никого не было. Несколько байков было приковано к парапетам, но ни одного райдера не наблюдалось. В то же время на сцене присутствовало восемь полицейских на мотоциклах. Через 15 минут ничего не изменилось. Один из копов подошел ко мне и спросил: «Вы приехали на Критическую Массу?». Я это подтвердил. Он спросил, собирается ли еще кто-то приехать. Я сказал: «Думаю, да». Он вернулся к своим и мы прождали так еще 10 минут. Это были долгие 10 минут, до меня стало доходить, что больше никто не придет. У меня было время отрефлексировать, подумать, что я здесь делаю и такая ли хорошая идея эта «Критическая Масса». Может быть, это прекрасно работало где-нибудь в Калифорнии, подходило к калифорнийскому образу жизни, к свободолюбивому катанию на солнцепеке, но это просто не приживется в грязном, враждебном для велосипедистов индустриальном немецком городе.

Также у меня были сомнения по поводу самого названия "Критическая Масса", его взрывного и опасного содержания, заимствованного из ядерной промышленности, которую я ненавидел и боялся. Многое можно сказать о заимствовании вражеских слоганов, но процесс наполнения их новым содержанием – часто непростое и дурацкое дело.

Я вспомнил, что читал про первую КМ, которая состоялась второго декабря 1942 года в тесном дворе Чикагского университета. Энрико Ферми, который координировал первый в мире ядерный фейерверк, имел только теоретическое представление о том, что может случиться на Земле, после того как все это начнется. Безопасность у него была такая: на случай, если ядерный процесс уйдет из-под контроля, имелся специальный рабочий, вооруженный топором, который должен был перерубить веревку, освобождающую кадмиевый стержень. Этот стержень должен был в теории поглотить урановую радиацию. Любого бросило бы в холодный пот, знай он, что несвоевременный взмах топора мог привести к кремации Чикаго. А развитие этой критической массы привело к тому, что весь мир узнал о таких местах как Хиросима, Нагасаки, Чернобыль, Остров третьей мили.

Я должен был пересмотреть для самого себя ценности Критической Массы.

В то время как, кто угодно мог быть частью КМ по любой причине, мои собственные причины были для меня четко определенны. Велосипедисты в Штутгарте не получали справедливую часть общественных привилегий, их здоровье и жизнь были поставлены под угрозу моторизированным транспортом.

Эту ситуацию необходимо было изменять. Чем была критическая масса велосипедистов?

Большинство велосипедистов были дружелюбны и совсем не радиоактивны.

В своем шедевре «Сила толпы» лауреат Нобелевской премии Элиас Канетти определял толпы в зависимости от преобладающего в них настроения. Он показал, что можно предсказать поведение той или иной толпы, если её цели определены. Среди других он выделил Кусающуюся толпу, Летящую толпу и толпу Запрещения. По классификации Канетти, КМ попадает в последний разряд. Я цитирую: «Специальная толпа, которая создана отказом. Много людей вместе отказываются делать то, что по одиночке они до сих пор делали».

Потом он объясняет динамику такой толпы, но главное – что люди бастуют. На Критической Массе велосипедисты, которые сами по себе терпели несправедливости, собравшись вместе, говорят: «С нас довольно, хватит». Они выходят на улицы, хотят, чтобы к ним относились адекватно. По крайней мере так я видел происходящее.

Ко мне снова подошли копы и спросили, сколько еще я собираюсь ждать. Я сказал, что 10 минут. А что если никто не придет?

Становилось очевидным, что так и будет, потому что первую КМ сгубили на корню полицейские. Если никто не придет, мне придется исчезнуть. Они положили на лопатки то, что еще даже не началось. С другой стороны я видел, что полиции было необходимо контролировать процесс, даже если в нем участвовал один человек. Как честные защитники общественного порядка они думали, что опасность не миновала, если существует хоть одна искра велоанархизма. Таким образом, ничего не было кончено, пока я присутствовал. Это был критический момент. Мне на ум удачно пришли два исторических примера. Один, наверное, лучше известен, чем второй, но все же, между ними много общего.

Первый пример – это король Дании Кристиан Х, который один проезжал по улицам Копенгагена на белой лошади во время германской оккупации в знак неповиновения немецким приказам, пытаясь показать жителям, что душа Дании еще жива.

Другой пример – это намеренная речевая ошибка президента Кеннеди, когда, стоя в Берлине рядом с Берлинской стеной и Бранденбургскими воротами, он декларировал: "Я Берлинец", выражая солидарность со всеми противостоящими советской агрессии. Я не сравниваю себя ни с одним из них, но если приводить примеры…

Я сказал копам, что покачу сам.

«Вы серьезно?»

«Абсолютно серьезно, я и есть Критическая Масса.» Полицейский не ожидал этого и пошел докладывать. Потом он вернулся и сказал, что я извращаю идею КМ, насколько они понимают её. Я ответил, что так не думаю. Я сказал, именно так я и понимаю эту идею. Они пытались урезонить меня, говорили, что находятся здесь, чтобы поддерживать порядок и защищать велосипедистов. Он рассказал мне случай, когда водитель, блокированный велосипедистом, вышел из машины и жестоко побил последнего. По мнению полицейского, он рассказывал мне эту историю только ради моего блага, что бы я знал, во что я ввязываюсь. Если ездить на улицах, огорчая людей, могут случиться плохие вещи. «Вы не передумали?»

Когда он увидел, что я все же собираюсь это сделать, он с огорчением вручил мне карту маршрута, по которому я должен был следовать.

Я был предупрежден, что должен соблюдать правила дорожного движения и подчиняться любым требованиям полиции.

Мы отчалили. Вокруг двигались полицейские, образуя прямоугольник, в котором двигался я – Критическая Масса. Наверное они волновались, что я ускользну от них и анархически поеду другим маршрутом, но в этих обстоятельствах это было бы полным сюрреализмом. Сразу, как цепная реакция – к нам присоединилось еще четыре велосипедиста, как оказалось, ветераны велодемонстраций, вновь обращенных не было, и парень на роликовых коньках. Все обложенные полицейскими, мы с легкостью проехали через город, создавая пробки и привлекая внимание дружеской, но не совсем понимающей толпы. Я помню, что улыбался и махал рукой, потому что язык тела важен в таких случаях. А я хотел создать благоприятное впечатление ради будущего КМ. Автомобилисты дули в свои рожки, открывали окна и спрашивали, что происходит. Так, что даже хорошо, что копы нас защищали.

Но то высокопоставленное отношение, которое они против воли нам оказывали, заставляло полицейских желать скорейшего окончания этого мероприятия. С их помощью мы блокировали весь встречный транспорт, ехали на красный свет и быстро достигли пункта конечного назначения. Когда все закончилось, ко мне подошел все тот же коп и еще раз напомнил мне про автомобилиста, который избил байкера, видимо, он думал, что до меня не дошло первый раз, а скорее всего, эта история просто его возбуждала. Из положительных моментов: полицейские на этот раз не были агрессивны, и по их мнению им удалось свести КМ в рамки закона.

Вывод? Только горстке велосипедистов и ребенку на роликах удалось провести КМ в Штутгарте и возместить тот ущерб в глазах общественного мнения, который автолобби нанесло КМ в первый раз. Я убежден, что КМ – это сильный инструмент в борьбе велосипедистов за свои права. И если бы я не поехал на эту КМ, я бы никогда не осознал, что я и есть критическая масса. Так же, как и любой другой.

Duisburg, Germany.

Мне 50 лет, я замужем, мать трех дочек. Велосипед – это мое хобби, я член велозащитной организации.(ADFC) и в 1999 году я приняла участие в протестном велотуре. Протест был против постройки скоростного шоссе вдоль Балтийского моря. Мы катили 13 дней, проехали около 800 км. Там я первый раз услышала о КМ и решила инициировать её в Duisburg. Это индустриальный город с населением в 500 000 человек. Организовать все это заняло некоторое время, и мы стартовали в августе 2001-го (3 человека)

Сентябрь 2001 (12 человек)

Октябрь 2001 (1 мужчина)

Ноябрь (1 женщина)

Декабрь (я)

Январь 2002 (13 человек, я счастлива)

Мы встречаемся каждую последнюю пятницу.